Интервью с сокуратором передвижной выставки «Верить можно» Марией Сарычевой: «Собирая эти истории, мы становимся свидетелями больших структурных изменений»

15.01.2021

В рамках программы INKuLtur – за инклюзию в культуре» готовится первая международная передвижная выставка, посвящённая истории людей с инвалидностью, проживающих с 1945 по 2020 годы. Авторы проекта планируют собрать и исследовать биографии людей с инвалидностью из трех стран – России, Украины и Германии. В фокус внимания попадут вопросы того, как людям с инвалидностью удавалось существовать и чувствовать себя в условиях глобальных перемен, как они участвовали в общественной жизни, и сконструировать таким образом историю развития инклюзивных культур на глобальном уровне, а также в целом историю трех стран сквозь призму отдельной группы их жителей. Кураторами выставки «Верить можно: истории людей с инвалидностью» выступили сурдопедагог-дефектолог, менеджер различных инклюзивных программ Влад Колесников и культуролог Мария Сарычева. О масштабе проводимого исследования, его задачах и первых результатах мы поговорили с Марией Сарычевой.

– Сколько времени, как предполагается, уйдёт на подготовку выставки? Расскажите об этапах работы.

– Эту выставку мы готовим начиная с августа этого года. Запустить её планируем в мае 2021 года, если у нас будет такая возможность в условиях пандемии. Заниматься этим проектом меня пригласил мой друг и соратник Влад Колесников, с которым я уже долгое время работаю в направлении развития программ для глухих в разных городах и музеях России. И для меня было важно согласиться именно на его предложение и работать совместно в дальнейшем. В первую очередь пришло понимание того, что с 1945 года по сегодняшний момент историй людей с инвалидностью, которые повлияли на судьбы многих и при этом остались нерассказанными, бесчисленное множество. Затем вырисовалась задача: отразить постепенное изменение и сосуществование разных форм понимания инвалидности в этих странах, показать истории, которые прежде не были видны. Для нас очень важна оптика человека с инвалидностью, который является свидетелем, пассивным наблюдателем или активным автором исторического процесса.

Поскольку мы работаем одновременно в нескольких географических контекстах, мы обратились к политологам, которые составили хронологии общего исторического процесса в каждой стране, начиная с 1945 года. После этого мы встретились с рядом исследователей и активистов с разными формами инвалидности в каждой стране, чтобы обсудить хронологию и наполнить историческую точку зрения политологов без инвалидности свидетельствами непосредственных участников событий с инвалидностью. Сейчас мы переходим к следующему этапу. Если говорить про Россию, то у нас есть исследователи, которые собирают свидетельства и истории конкретных людей и институций, связанных с вопросами инвалидности в Советском союзе и в нынешней России, мы также ищем таких условных ‚собеседников‘, которые будут заниматься сбором историй и проведением глубинных интервью тех людей, которые ещё по-прежнему живы. Таким образом мы рассчитываем собрать такой большой массив вербальных и невербальных данных об истории людей с разными формами инвалидности внутри отдельного исторического процесса. Такие же процессы по сбору данных запущены параллельно и в Германии и Украине.

– Какие ресурсы пришлось задействовать, сколько человек в вашей команде?

– Я уже точно могу сказать, что сейчас количество вовлечённых людей в разработку выставки составляет более 20. Мы сотрудничаем с разнопрофильными специалистами. Это и внешние эксперты, и исследователии, и журналисты и в немаловажной степени переводчики жестового языка.

– Почему у вас возник интерес именно к этой теме, почему она показалась для вас важной?

– Интерес к теме инвалидности в России сопряжён с моей работой: я специалист по доступности в Третьяковской галерее. Помимо этого, мне всегда была интересна история инвалидности как отдельная дисциплина, которая ещё не сформирована в России как академическое знание. Могу сказать такую пошлость, что, не зная прошлого, мы не сможем двигаться дальше. Но именно поэтому я стала заниматься этой темой около 5-6 лет назад, с тех пор я точно знаю, что нет готовых решений и нет каких-то готовых ответов на вечные вопросы. Это такой довольно увлекательный процесс и при этом всегда коллективный труд. Есть много вопросов, на которые мало кто знает ответы. Эта выставка – один из способов найти ответы, понять и принять, а также возможность определить потенциал для изменений.

– В чём вы видите миссию этого исследования?

– У нас нет такой устоявшейся дисциплины, как disability studies или disability history, и мне кажется, что это исследование инвалидности может вывести эту область знаний в академическое поле. И, к тому же, увеличит уровень осведомленности в этом вопросе у широкой аудитории, позволит людям с инвалидностью узнать контекст, ценить свои права и бороться за те права, которые у них должны быть. Эта выставка ориентирована на разные группы посетителей. Мы с Владом придерживаемся той социальной модели понимания инвалидности, которая закреплена в Конвенции ООН о правах людей с инвалидностью. Согласно этой Конвенции, инвалидность создается и реконструируется в отношениях между людьми. И если люди без инвалидности могут снизить количество барьеров, которые они сознательно и бессознательно создают для доступа людей с инвалидностью к культуре, искусству и образованию, я думаю, что в этом исследовании есть смысл.

– Какие истории заслуживают особого внимания? А какие рассекречивания?

– Я верю, что каждая история заслуживает особого внимания, каждая история может быть и должна быть включенной в выставку. А что касается рассекречивания – внутри этого процесса каждая история рассекречивается, а какие-то истории можно рассматривать как общее место. В работе над выставкой, скорее, важен вопрос проговаривания, создания альтернативной точки зрения на уже известную историю. В начале проекта у нас с Владом был перечень тех людей, чьи биографии было бы классно включить в существующий контекст, например, историю жизни и творчества Вадима Сидура. Ещё один пример: «Загорский эксперимент», во время которого на факультете психологии МГУ пытались обучать четвертых людей с полной потерей зрения и слуха. Таких историй много. Мы прицельно ищем истории женщин с инвалидностью, близких друг для друга людей с инвалидностью. Ведь если мы говорим о Хелен Келлер, слепоглухой писательнице, то для нас также важна Энн Салливан, которая её всю жизнь сопровождала. Рядом с нарративами множество соседних, не менее интересных историй.

– Какие главные открытия вы сами для себя сделали в процессе, что вас удивило, вызвало эмоции?

– Хотя мы только в начале пути, одно из главных открытий, которое мы сделали, – это тот факт, что внутри поля инвалидности по-прежнему существует иерархия и такой своеобразный уровень соревнования между людьми с инвалидностью. Некоторое время мы потратили на то, чтобы выяснить, кому лучше жилось при советской власти – незрячему человеку или глухому. Меня расстроил тот факт, что там, где возникает пространство для возможной солидаризации, её не было, а возникла она на совсем других территориях. Это меня расстроило и удивило. Что меня порадовало и удивило, что картина не настолько ужасна, насколько мы можем вообразить, что советский опыт дал людям с инвалидностью мощную инфраструктуру. Мы, я и Влад, постсоветское поколение, в основном были свидетелями разрушений различных структур, но в действительности до развала Советского союза многие структуры очень эффективно работали.

– Какую обратную связь вы уже получили?

– Пока мы проводили только рабочие встречи по созданию выставки и сбора контента, не знаю, как отреагирует публика в будущем. Многие, кто участвовал в нашей рабочей встрече в октябре, отмечали, что это был такой своеобразный урок истории, который во многом состоит из твоего жизненного опыта. Большая ценность – поместить себя в исторический нарратив и понять, что твоя история – это часть коллективного опыта, которая происходит не в новостных сайтах и учебниках, а здесь и сейчас.

– Тема инвалидности – очень глобальная, неиссякаемая, вы уже думали о том, куда двигаться дальше, что делать со всем этим собранным материалом?

– Да, это правда, иногда сложно подступиться к этому материалу в одиночку, есть ощущение, что эта тема больше тебя, тем более тебя, человека без инвалидности. Но тем не менее мы двигаемся вперед. В голове есть мысль, что после того, как выставка начнёт путешествовать по разным городам и весям, мы хотим заложить в выставочную механику сам элемент сбора других историй. Мы хотим, чтобы это была постоянно пополняющаяся выставка, чтобы в неё попадали истории из каждого нового места. Хочется запустить своего рода снежный ком, который будет собирать истории. Возможно, впоследствии их надо будет перерабатывать, привлекая к процессу учёных. Траекторий множество.

– Похожа ли жизнь человека с инвалидностью из прошлого на жизнь его современника с теми же проблемами? Что у них общего, в чем их отличия.

– Поскольку я сохраняю внутри этого процесса такую наблюдательную позицию, мой опыт в первую очередь связан с людьми разных поколений. Я не вижу между ними кардинального поколенческого разрыва, трудности по-прежнему существуют. Но подход к разрешению этих трудностей тогда и сейчас всё же различается. Я думаю, что это связано с возрастающим уровнем самоадвокатизации человека с инвалидностью, с прояснением своих нужд и потребностей. У людей без инвалидности уходит такой исключительно жалостливый, благотворительный подход к общению с этой группой людей. История каждого человека уникальна, а гендерные и поколенческие различия влияют лишь отчасти. Накладывается множество разных оптик, с которыми живет множество людей. И на пересечении этих оптик и возникают точки роста. После встречи рабочей группы по созданию выставки есть некоторое ощущение, что люди ностальгируют по ушедшей инфраструктуре Советского союза. Человек с инвалидностью был изолирован от общества, но имел достойную жизнь. Советская инфраструктура Всесоюзного общества слепых и Всесоюзного общества глухих работала таким образом, что человек с инвалидностью мог проявить себя во всех сферах жизни. Есть ощущение, что всё, что сейчас происходит, что это только начало больших фундаментальных процессов. Собирая эти истории, мы становимся свидетелями больших структурных изменений, потому что Конвенцию в России до конца ратифицировали только в 2012 году, и у нас есть ощущение, что всё впереди.

Выставка «Верить можно: истории людей с инвалидностью с 1945 по 2020 годы» будет готова весной следующего года, после чего она будет перемещаться одновременно в России, Германии и Украине, сменяя локации и города. 

Источник информации и изображения — сайт международной программы «INKuLtur – за инклюзию в культуре»

— — — — — — — — — — — — — — — — — —

Содержание данной публикации является исключительной ответственностью немецкой общественной организации DRA e.V. и не обязательно отражает точку зрения Европейского Союза.

Программа «INKuLtur – за инклюзию в культуре» реализуется немецкой общественной организацией DRA e.V. в партнёрстве с ПРОБО «Общество родителей детей-инвалидов с аутизмом «Я и Ты» и АНО Научно-практическое социально-педагогическое объединение «Благое Дело» и при финансовой поддержке Европейского Союза и Министерства иностранных дел ФРГ.

Сайт программы — inkultur.ru

Организатор программы:

Партнёры программы в России:

При финансовой поддержке:

Европейский Союз